Болонский процесс с точки зрения права

В наше время трудно встретить человека, который ничего не слышал о Болонском процессе. Его плоды пожинали и пожинают люди разных поколений: кто-то как ученик, кто-то как учитель, кто-то как родитель. При этом не секрет, что отношение российского обывателя к Болонскому процессу изначально было настороженным. Официальные же оценки, напротив, долгое время были крайне оптимистичны.

Ситуация начала меняться лишь в 2022 г. с началом специальной военной операции на Украине. Присоединившись к общеевропейскому «тренду», большинство членов Наблюдательной группы Болонского процесса подписало срочное антироссийское заявление. В нём они просили Наблюдательную группу (по сути, самих себя) немедленно приостановить права России на участие в любых структурах и мероприятиях Болонского процесса.

После этого официальное отношение к Болонскому процессу в России как будто стало меняться. Уже в мае 2022 г. Валерий Фальков (Министр науки и высшего образования РФ) заявил, что для нас Болонский процесс – это «прожитый этап». А ещё через пару дней Председатель Государственной Думы Вячеслав Володин сказал о том, что все фракции согласны с необходимостью «выхода из Болонской системы».

Но прошло ещё несколько недель, и стало понятно, что чёткого понимания того, как должен выглядеть этот выход, ни у кого нет. Более того, глава думского комитета по науке и высшему образованию Сергей Кабышев заявил, что «Россия в принципе не может “выйти” из Болонского процесса как из международного договора или организации. Это юридический нонсенс».

В свете подобных высказываний кажется интересным взглянуть на Болонский процесс глазами юриста и понять, что он представляет собой с точки зрения права.

Если давать самое простое определение Болонскому процессу, то можно сказать, что это процесс реализации тех задач, которые были сформулированы в Болонской декларации. Сама эта декларация была составлена в 1999 г., тогда её подписали министры высшего образования из 29 стран, а сейчас на ней стоят подписи министров из 49 стран.

В Болонской декларации была заявлена одна общая цель: к 2010 г. создать единое Европейское пространство высшего образования. Конкретно это должно было выразиться в реализации шести задач: 1) сделать так, чтобы ступени образования во всей Европе были сопоставимы, а зарубежные и внутренние дипломы об образовании считались равноценными (для чего было придумано типовое приложение к диплому); 2) разделить высшее образование на две ступени по типу бакалавриата и магистратуры; 3) ввести типовую систему количественной и качественной оценки успеваемости, чтобы студент мог изучать отдельные дисциплины за рубежом, а потом это засчитывалось в его вузе (отсюда такие понятия, как кре́диты и зачётные единицы); 4) содействовать мобильности обучающихся и преподавателей, то есть отправлять их на учёбу и стажировки за рубеж; 5) ввести типовую систему оценки качества обучения (вроде аккредитации) с однотипными критериями; 6) содействовать «необходимым европейским воззрениям» в высшем образовании (то есть прививать всем учащимся общие «европейские ценности»).

Позже было сформулировано ещё несколько задач, одна из которых – это построение единого Европейского научного пространства, то есть превращение аспирантуры в одну из ступеней высшего образования.

Стоит сразу сделать акцент на том, что в международном праве декларация (в отличие от конвенции) считается актом мягкого права(soft law), то есть юридически она ни к чему не обязывает, её не ратифицируют, и в этом смысле из неё действительно нельзя «выйти».

Но в случае с Болонской декларацией всё не так просто.

Дело в том, что если мы посмотрим на перечисленные задачи, то мы увидим, что ничего радикально нового в них нет. Большинству из них в своё время были посвящены различные европейские конвенции, к которым Россия присоединилась задолго до подписания Болонской декларации. Это и Конвенция об эквивалентности школьных дипломов 1953 г., и Конвенция об эквивалентности периодов университетского образования 1956 г., и Конвенция о признании университетских квалификаций 1959 г., и ряд других более поздних договоров.

К тому же в 1997 г. в Лиссабоне была заключена конвенция, которая ещё до Болонской декларации суммировала почти все перечисленные задачи. В этом смысле неудивительно, что сама Болонская декларация в своей преамбуле говорит о неких процессах, которые давно уже происходили, стали более конкретными и привели к общему признанию ценности «Европы знаний».

Как видно, Болонский процесс – это не что-то созданное с нуля. Скорее, это попытка политически интенсифицировать те задачи, которые были юридически сформулированы ранее в многочисленных конвенциях. Именно поэтому на министерских встречах, которые считаются основной формой существования Болонского процесса, раз за разом звучат настойчивые призывы к тем, кто ещё не ратифицировал Лиссабонскую конвенцию, сделать это как можно скорее.

В этом контексте показательна и сама процедура вступления в Болонский процесс, прописанная в Берлинском коммюнике 2003 г. (документе, составленном по итогам третей министерской встречи). В нём говорится, что государство должно быть участником Европейской культурной конвенции 1954 г., а в его заявке оно должен быть изложен конкретный план реализации задач Болонского процесса. То есть здесь мы вновь наблюдаем конвенциональную основу.

Из сказанного очевидно, что всё куда сложнее, чем это видится депутату Кабышеву. «Выйти» из Болонского процесса, безусловно, можно, причём этот выход может быть как сугубо политическим, так и юридическим.

С одной стороны, можно просто официально заявить о том, что выход состоялся, имея в виду, что наши делегаты больше не будут появляться на министерских встречах и наши представители не будут участвовать в Наблюдательной группе и прочих структурах Болонского процесса.

С другой стороны, речь может идти и о конкретных юридических шагах, включая денонсацию всех тех конвенций, которые обязывают нас строить своё образование в соответствии с пресловутыми «европейскими стандартами» (в которых, впрочем, весьма отчётливо виден американский след).

Кроме того, важно понимать, что раз уж мы говорим о Болонском процессе (т.е. о непрерывном движении вперёд), то слово «выход», опять же, может пониматься двояко. За ним может стоять как простой отказ от дальнейшего сотрудничества и реализации новых задач, так и возврат назад, к собственным подходам.

В общем, понятно, что любые разговоры о «выходе» из Болонского процесса будут малопродуктивны до тех пор, пока это слово не обретёт более ясные очертания. Сегодня крайне важно, чтобы представители власти чётко артикулировали, о каком векторе идёт речь. Ждать ли нам юридических шагов или всё ограничится политическими лозунгами? Рассчитывать ли на радикальную контрреформу или радоваться тому, что, по крайней мере, к существующим деформациям не прибавятся новые?

Пока что ясного ответа на эти вопросы нет, но некоторые прогнозы сделать можно. В мае 2023 г. Президент России подписал Указ о пилотном проекте по реформе высшего образования. Судя по его содержанию, никакая реальная контрреформа в ближайшее время не предвидится. В нём всё так же говорится о двухступенчатом образовании, до боли похожем на бакалавриат и магистратуру; аспирантура снова обозначается как «уровень профессионального образования»; также вполне по-болонски постулируется важность ориентации на рынок и широкого вовлечения работодателей в образовательный процесс и т.д.

Впрочем, есть и причины надеяться на лучшее. В конце ушедшего года в Закон об образовании было внесено несколько изменений. В частности, были скорректированы основные принципы государственной политики и правового регулирования отношений в сфере образования. И если раньше закон был нацелен на «интеграцию» российской системы образования с системами образования других государств, то сейчас речь идёт лишь о «взаимодействии» и «международном сотрудничестве». Хочется верить, что эта переориентация не останется только на бумаге.