Обзор практики конституционного суда России (январь-июль 2018 г.)
К.В. Карпенко, к.ю.н., доцент МГИМО
М.Ю. Сорокин, юрист, соискатель кафедры конституционного и муниципального права (НИУ ВШЭ)
В представленных решениях Конституционного Суда предметом рассмотрения стали следующие вопросы правового регулирования:
- Юридическая ответственность различных субъектов права. Суд в очередной раз подтвердил, что меры юридической ответственности должны соответствовать принципам справедливости, пропорциональности и соразмерности. Неизменным основанием наложения наказаний является виновность конкретного нарушителя, выразившаяся как в незаконных действиях (Постановление № 6-П от 6.02.18), так и в бездействии (Определение № 12-О от 16.01.18; Определение № 7-О от 16.01.18), повлекших за собой наступление противоправных последствий.
- Соблюдение баланса интересов различных субъектов права. Согласно правовой позиции Конституционного Суда интересы отдельных участников гражданского оборота должны гармонически сочетаться, что вытекает не только из основного текста Конституции России 1993 г., но и из её преамбулы. Следовательно, юридическое значение преамбулы состоит в том, что она содержит цели правового регулирования, достижение которых осуществляется через выполнение задач, указанных в последующих положениях Основного закона. Сам по себе баланс интересов в конкретной ситуации должен определяться с учетом конституционно значимых целей. В то же время, критерий баланса интересов может быть использован в качестве основания для ограничения прав как в материальных правоотношениях (Определение № 8-П от 13.02.18), так и в процессуальных (Определение № 249-О от 13.02.18).
- Взаимоотношения органов государственной власти и органов местного самоуправления. В своей практике Конституционный Суд исходит из единства правового пространства России, что предполагает вертикальный контроль за соблюдением и выполнением норм действующего законодательства всеми участниками властных отношений. Это означает, что органы власти любого уровня (федерального, регионального и местного) должны пользоваться своими правами для выполнения своих обязанностей, что и образует понятие полномочия. Провозглашённая в Конституции России 1993 г. самостоятельность местного самоуправления не освобождает его должностных лиц от исполнения вступивших в силу судебных решений и не снимает с них ответственности перед государством за свою деятельность (Определение № 12-О от 16.01.18).
Постановление от 13 февраля 2018 года № 8-П: изъятия из запрета «параллельного импорта» в целях защиты публичных интересов.
- Контекст. В России, начиная с 2002 г., в том числе после принятия в 2006 г. части IV Гражданского кодекса, регулирующей сферу интеллектуальных прав, действует принцип национального исчерпания исключительных прав на товарный знак. Это означает, что для ввоза на территорию страны импортного товара требуется согласие правообладателя, который может добиваться в судебном порядке ареста таможенными органами и запрета последующей реализации товара, ввезенного без его согласия. При этом в практике арбитражных судов сложилось буквальное понимание этого принципа. Следовательно, любой ввоз товаров под знаком оригинального правообладателя другими импортерами без подтверждения его согласия рассматривался как нарушение интеллектуальных прав. Это давало основание таможенным органам рассматривать такие товары как контрафактные, в частности, приостанавливать их выпуск на определенный срок (см. Постановление Высшего Арбитражного Суда РФ от 13 ноября 2012 года № 6813/12 и.др.). Вместе с тем, для российской экономики, испытывающей зависимость от импорта технологий и товаров высокой степени обработки, вопрос о пределах исчерпания исключительных прав остается весьма дискуссионным в деловых кругах, а предложение о переходе на международный принцип исчерпания, позволяющий импортировать ранее реализованные товары без разрешения оригинального правообладателя, поддерживается также антимонопольным органом.
- Проблема. В рассматриваемом деле, российская компания «ПАГ» в целях исполнения государственного контракта по поставке медицинского оборудования приобрела у польской компании набор товаров, маркированных товарным знаком, принадлежащим «Sony Corporation» (Япония), и ввезла их на российскую территорию для таможенного оформления. Однако почти сразу же суды удовлетворили иск «Sony Corporation» о защите исключительных прав на товарный знак, и ввезенные товары были помещены под арест, запрещены к выпуску для введения в гражданский оборот и далее изъяты и уничтожены как поддельные, причем с «ПАГ» также была взыскана компенсация за нарушение исключительных прав.
По мнению российского Общества, режим полного запрета «параллельного импорта», установленный соответствующими положениями ГК РФ, при котором ввезенные неуполномоченными импортерами товары приравниваются к поддельной продукции, нарушает конституционные принципы правовой определенности и справедливости, а также неприкосновенности частной собственности.
- Решение. Конституционный Суд пришел к выводу о конституционности оспариваемых норм с учетом данного им надлежащего конституционно-правового истолкования В нем Суд предпринял попытку установить новый баланс между правами и интересами правообладателей, с одной стороны, и импортеров и приобретателей — с другой.
В этом ключе, Конституционный Суд сначала подтвердил конституционную значимость интеллектуальной собственности, однако, по сравнению с предыдущими позициями, существенно сузил возможности ее защиты. Так, Суд указал, что правовая охрана интеллектуальных прав вытекает «из общего блага и необходимости поддержания конкурентной экономической среды в целях утверждения таких конституционно значимых ценностей, как гражданский мир и согласие (преамбула Конституции РФ 1993 г.)», и, следовательно, принцип национального исчерпания исключительных прав не противоречит Конституции. Однако, по собственной инициативе, Суд сделал ряд принципиальных оговорок. Во-первых, поскольку Россия является членом Евразийского экономического Союза, то на нее распространяется закрепленный в учредительных договорах ЕАЭС принцип регионального исчерпания прав в рамках общей таможенной территории Союза (тем самым, Суд прямо допустил возможность проверки соблюдения федеральными законами требований международных договоров). Также Суд отметил, что, хотя исключительные интеллектуальные права не входят в сферу действия законодательства о конкуренции, это не означает, что их правовая и судебная защита выведены из-под действия механизмов баланса конституционно значимых ценностей, и этим интеллектуальным правам гарантируется судебная защита на основе принципов справедливости и добросовестности.
Исходя из этого, Конституционный Суд существенно ослабил правовой режим негативных последствий, возникающих для неуполномоченных импортеров, хотя пределы этих послаблений остались неопределенными. Суд впервые обозначил свою позицию о недопустимости судебной защиты интеллектуальных прав недобросовестных правообладателей в случае, если проводимая ими политика завышения цен на свою продукцию на российском рынке может повлечь угрозу для жизни и здоровья граждан, иных публично-значимых интересов, в частности обеспечения доступа российских потребителей к товарам жизненно важной необходимости. При этом, как особо подчеркнуто Судом, недобросовестность правообладателя презюмируется в случае выполнения им требований международных санкций, введенных против России. Другое принципиальное уточнение, сделанное Судом, — в отношении товаров, ввезенных неуполномоченными импортерами под оригинальным товарным знаком, не могут применяться те же нормы с карательным эффектом, действующие в отношении поддельной продукции. Их изъятие из оборота допустимо только в случае реальной угрозы для безопасности, жизни и здоровья людей, охраны природы и культурных ценностей. Кроме того, Суд сориентировал суды на снижение размера компенсации правообладателям за нарушение их исключительных прав, который не может быть аналогичен возмещению в случае ввоза поддельных товаров.
Определение от 16 января 2018 года № 7-О: компенсация военнослужащему морального вреда, если его непосредственный причинитель не обладает статусом должностного лица.
- Контекст. Согласно ст. 53 Конституции РФ, каждому гарантируется право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностными лицами. Специальные условия привлечения государства к договорной и внедоговорной ответственности регулируются гражданским законодательством (ст. 1069-1070 ГК РФ).
- Проблема. Гр-ну Я.А. Коновальчикову во время прохождения военной службы по призыву был причинен тяжкий вред здоровью другим военнослужащим, рядовым Б., который по грубой неосторожности произвел в него выстрелы из автомата при смене караула. Как следует из рапорта начальника воинской части, причинами происшествия стали бездействие и халатное отношение к выполнению должностных обязанностей приведшее к нарушению рядовым Б. требований безопасности при обращении с оружием.
Однако суды отказали в присуждении Я.А. Коновальчикову компенсации морального вреда на том основании, что непосредственный вред его здоровью был причинен военнослужащим, который не являлся должностным лицом.
- Решение. Конституционный Суд отказал в принятии жалобы, разъяснив, что действующее правовое регулирование (ст.1069 ГК РФ) не исключает возможности взыскания компенсации с федеральной казны за вред, причиненный здоровью при исполнении обязанностей военной службы, если данный вред стал следствием виновных действий (бездействия) воинских командиров, в том числе ненадлежащего исполнения своих обязанностей, невзирая на то, что вред был нанесен другим военнослужащим, не имеющего статуса должностного лица.
В рассматриваемом деле, Конституционный Суд подтвердил свои прежние правовые позиции в отношении особого характера имущественной ответственности публично-правовых субъектов, заключающейся, прежде всего, в дефектах организации управления на соответствующем уровне. Эта позиция была четко обозначена в Постановлении от 16.06.2009 N 9-П и Определении Конституционного Суда РФ от 02.07.2013 N 1049-О, в которых говорилось о том, что «действия не только того должностного лица, которое непосредственно осуществляет административное задержание, но и других должностных лиц, действия или бездействие которых обусловили применение данной принудительной меры обеспечения производства по делу об административном правонарушении». В данном же решении ранее высказанные правовые позиции распространяются на иные случаи причинения вреда, не связанные непосредственно с превентивными мерами административного характера. Примечательно также, что Суд, распространяя эту правовую позицию, ранее сформулированную им в рамках специальной ст. 1070 ГК РФ, закрепляющей принцип объективного вменения, на ст.1069 ГК РФ, устанавливающую общие принципы ответственности государства за внедоговорный вред. При этом Суд ссылается на особые условия военной службы с их «значительным риском для жизни и здоровья» военнослужащих, а также на ключевую роль командиров в условиях жесткой субординации между военнослужащими. В советской и российской доктрине понятие «риска» также характеризует ответственность, вытекающую из профессиональной деятельности правонарушителя, на началах презумпции его вины.
Вместе с тем, Суд не высказал каких-либо упреков в отношении ограничения ответственности публичной власти исключительно государственными органами и должностными лицами, выполняющими определенные административно-командные функции. В свое время этот тезис подвергался убедительной критике как в советской (Флейшиц, 1946)[1], так и в дореволюционной (Лазаревский, 1901[2]) доктрине по данному вопросу. Кроме того, невзирая на упоминание категории риска как основания для повышенной ответственности, Суд не отошел от принципа виновности как общего принципа права, поэтому основанием для привлечения к ответственности командиров должны быть именно их виновные действия. Это не только не снимает с потерпевшего необходимости доказывания виновности вышестоящих командиров, но и оставляет возможным освобождение их ответственности, если они докажут, что вред был причинен не по их вине.
Постановление от 6 февраля 2018 года № 6-П: освобождение от штрафных санкций налоговых агентов, которые самостоятельно устранили ошибочную просрочку в перечислении НДФЛ до подачи верного расчета по налогу
- Контекст. В российской налоговой системе, подоходный налог с заработной платы работников уплачивается работодателем (организациями и индивидуальными предпринимателями), выполняющим функции налогового агента. При этом за любое нарушение этих обязанностей налоговый агент подвергается административной санкции — штрафу в 20% от неуплаченной суммы, которая налагается не только за неудержание, но и за несвоевременное перечисление налога в бюджет. Вместе с тем, налоговое законодательство предусматривает освобождение от этой ответственности, если до того, как фискальный орган обнаружит недоимку, налоговый агент добровольно погасит недостающую сумму, представив уточненную налоговую декларацию до окончания срока уплаты налога.
- Проблема. В рассмотренном деле, обществу «ТАИФ» вменялось в вину нарушение обязанностей налогового агента в форме несвоевременного перечисления подлежащего удержанию налога в бюджет. Фирма обжаловала данное решение налогового органа в суде, утверждая, что она подлежит освобождению от ответственности, поскольку еще до окончания налогового периода самостоятельно устранила допущенные ошибки, отразив это в изначально правильном и не требующем корректировок расчете по налогу. Однако суды не согласились с позицией заявителя, полагая, что освобождение налогового агента от штрафа допустимо, только при наличии ошибочных сведений, которые привели к занижению подлежащей уплате суммы налога.
По мнению заявителя, примененные в его деле законодательные положения не соответствуют конституционным требованиям равенства перед законом, пропорциональности ограничения конституционных прав и справедливости.
- Решение. Конституционный Суд РФ признал оспариваемые законоположения не противоречащими Конституции с учетом выявленного им надлежащего конституционно-правового истолкования.
В первую очередь Суд, сославшись на свои предыдущие позиции, указал на различную юридическую природу правовосстановительных мер (налоговая недоимка и налоговая пеня) и карательных мер (налоговый штраф). Поэтому, как подчеркнул Суд, государство при установлении соответствующих мер принуждения может «поощрять правомерное поведение в фискальных правоотношениях», в том числе — создавать стимулы у налоговых агентов для самостоятельного устранения допущенных ошибок до их выявления налоговыми органами. Как и в случае применения налоговых санкций, эти стимулы должны отвечать конституционным принципам справедливости, соразмерности и пропорциональности. Следует отметить, что в судебной практике «поощрение добросовестного поведения в фискальных отношениях» в качестве общего принципа уже начало использоваться и за рамками налоговых отношений — например, для целей освобождения от ответственности организаций-плательщиков социальных взносов (см. Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 18.09.2018 по делу № А03-18937/2017, Постановление Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 14.09.2018 по делу № А81-10618/2017, Определение Верховного Суда РФ от 02.07.2018 по делу № А73-910/2017 и др.).
Добросовестность налогоплательщика не лишает его права на освобождение от налогового штрафа. Данная поощрительная мера имеет важное значение для поддержания фискального правопорядка. Налоговый штраф является наказанием за нарушение фискальных прав казны, выражающемся в уклонении (занижении) от уплачиваемых сумм. Он не является санкцией за нарушения в налоговой отчетности, предоставляемой налоговым агентом. С учетом выявленных расхождений в судебной практике, иное толкование, приводящее к поощрению в аналогичной ситуации, налоговых агентов, представивших неверный расчет налога, означало бы нарушение принципа юридического равенства.
Вместе с тем, в этой правовой позиции Суд сформулировал важное условие для освобождения от финансовой санкции в случае предоставления верной декларации — отсутствие доказательств преднамеренного нарушения со стороны налогового агента. Изложив это условие в самом общем виде, Суд тем самым открыл возможность для его активного использования в правоприменительной практике (не в пользу налоговых агентов), например, в случае уплаты пеней после направления исправленного расчета (Постановление Тринадцатого арбитражного апелляционного суда от 06.07.2018 по делу № А56-87754/2017), просрочки НДФЛ более месяца (Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.06.2018 по делу № А60-38592/2017, подтвержденное судом кассационной инстанции), допущение нескольких просрочек уплаты НДФЛ продолжительностью более или менее месяца (Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 05.10.2018 по делу № А40-218204/17), причем в ряде случаев бремя доказывания «непреднамеренности» допущенной просрочки возлагается на налогового агента (Постановление Арбитражного суда Северо-Западного округа от 08.10.2018 по делу № А05-10702/2017, Постановление Четырнадцатого арбитражного апелляционного суда от 25.04.2018 по делу № А05-10700/2017, Постановление Четырнадцатого арбитражного апелляционного суда от 07.05.2018 по делу № А05-10702/2017). Вместе с тем, даже при наличии этих недостатков (существенность просрочки, неуплата пени) факт самостоятельного перечисления в бюджет НДФЛ еще до назначения выездной налоговой проверки является основанием для снижения судом назначаемого штрафа (Постановление Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 08.06.2018 № 17АП-5159/2018-АК по делу № А60-38592/2017). Чтобы устранить эти разночтения, вызванные неопределенной оговоркой Конституционного Суда, законопроект № 527676-7, разработанный федеральным Правительством, не содержит условия о «непреднамеренности» ошибок налогового агента для целей освобождения от этой финансовой санкции.
Определение Конституционного Суда РФ от 13.02.2018 № 249-О: условия индексации денежных сумм, взыскиваемых с бюджетов публично-правовых образований по решению суда
- Контекст. В ст. 208 ГПК РФ, по правилам которого рассматриваются также и иски частных лиц к публично-правовым субъектам, установлено, что суд, рассмотревший дело, по заявлению взыскателя или должника может произвести индексацию взысканных судом денежных сумм на день исполнения решения суда. Судебная практика рассматривала механизм индексации как инструмент против обесценивания на день фактического исполнения решения суда взысканных денежных средств; поэтому индексация не является мерой гражданской или иной ответственности и применяется вне зависимости от намерений лица, по вине которого произошла задержка выплаты. (Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 1 (2015 г.)
- Проблема. Тем не менее, в конкретном деле, суд кассационной инстанции отклонил требование истицы о производстве индексации по судебному решению, вступившему в силу 19 ноября 2014 г. и фактически исполненного 27 мая 2015 г. Суд исходил из того, что индексация не подлежит применению, поскольку денежные суммы были выплачены ей в пределах трехмесячного срока со дня получения исполнительных документов от истицы в соответствии с требованиями бюджетного законодательства.
В обращении в КС был поставлен вопрос о конституционности неприменения общих правил об индексации присужденных денежных сумм в случае, если судебное решение было исполнено в установленный бюджетным законодательством трехмесячный срок со дня поступления исполнительного листа от взыскателя.
- Решение. Конституционный Суд в данном постановлении, подтвердил свой прежний подход к вопросу об индексации денежного возмещения с государства и других публично-территориальных образований. Суд указал, что требование исполнения судебного решения, вынесенного в пользу взыскателя в разумный срок, должно соотноситься с публично-правовым характером взыскиваемых бюджетных средств, обеспечивающих реализацию публичных функций и задач, в том числе — гарантирование конституционных прав личности. Поэтому публичному образованию должна быть предоставлена возможность перераспределить по своим счетам имеющиеся средства, чтобы не допустить дезорганизации работы публичных структур. В этой связи, установленный законодателем порядок обращения взыскания на средства бюджета, предусматривающий трехмесячный срок для его исполнения со дня поступления исполнительных документов, требует проявления активности взыскателя и его конституционных прав не нарушает. Следовательно, данное правило и очерчивает границы для потенциального применения индексации, иными словами, она становится возможной исключительно в случае нарушения установленного трехмесячного срока со стороны публичных структур.
Вместе с тем, возбуждение процедуры обращения взыскания на средства бюджета по инициативе самого взыскателя, которому они присуждены судом, идет вразрез с международно-правовыми требованиями. Как неоднократно указывал ЕСПЧ, от взыскателя в данном случае «нельзя требовать обращаться к исполнительному производству в целях его исполнения», поскольку национальные власти знали о требованиях заявителя и должны произвести исполнение сразу после вступления в силу судебного решения, которым они были удовлетворены (Постановление ЕСПЧ от 3 апреля 2008 г. по делу «Погуляев (Pogulyayev) против России» (жалоба № 34150/04). С учетом того, что денежные суммы, присужденные по судебному решению, рассматриваются ЕСПЧ как собственность лица, в пользу которого они вынесены, то перед европейской юрисдикцией может быть вновь поставлен вопрос о том, является ли институт индексации эффективным средством правовой защиты (по мнению ЕПСЧ, сам по себе он таким не является — см. постановление от 12 июня 2008 года по делу «Мороко (Moroko) против России»).
Определение от 16 января 2018 года № 12-О по запросу о проверке конституционности положений ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации»
- Контекст. В ст. 12 Конституции РФ в числе базовых принципов российской государственности закреплен принцип самостоятельности органов местного самоуправления, которые «не входит в систему органов государственности власти». Тем не менее, федеральный закон от 2003 г., устанавливающий правовое положение муниципальных образований, наделяет руководителей субъектов РФ — которые, напротив, включены Конституцией в единую систему исполнительной власти в Российской Федерации — полномочиями по изданию «правового акта» об отрешении от должности главы муниципального образования (главы местной администрации). Основаниями для отрешения муниципального руководителя является непринятие им мер по исполнению решения суда, либо издание им нормативного акта, противоречащего законодательству, либо совершение действий, в том числе издание ненормативного акта, влекущих нарушение прав и свобод человека, угрозу единства и территориальной целостности страны, государственной безопасности, нецелевое использование бюджетных средств. При этом глава региона вправе принять решение об отрешении руководителя муниципалитета не ранее одного месяца и не позднее шести месяцев после вступления в силу решения суда, необходимого для издания акта. Судебное обжалование правового акта об отрешении допускается в пределах 10-ти дней после его опубликования.
- Проблема. В рассмотренном деле, губернатором Забайкальского края было издано решение об отрешении от должности одного из глав муниципальных образований в регионе, которое затем было аннулировано в судебном порядке. В этой связи, вышеуказанный губернатор обратился в Конституционный Суд в порядке абстрактного нормоконтроля с требованием признать действующие законодательные положения неконституционными, в той мере, в какой они не позволяют выяснить следующие вопросы:
— каков правовой характер акта об отрешении (акт нормативный или ненормативный);
— включает ли категория подлежащих санкции «действий главы муниципального образования» также его бездействие в качестве главы местной администрации;
— с какого момента исчисляется срок для принятия акта об отрешении от должности.
- Решение. Конституционный Суд отказал в принятии запроса губернатора Забайкальского края, указав, что оспариваемые законоположения не содержат неопределенности.
Прежде всего, Суд напомнил свои предыдущие позиции, в которых в общем виде сам механизм отрешения был признан конституционным исходя из особого статуса губернатора, призванного обеспечивать соблюдение не только регионального, но и федерального законодательства в регионе, подчеркнув при этом, что местное самоуправление сводится к «определенной правовой автономии» по вопросам жизнедеятельности населения, за которое оно и несет ответственность, в том числе перед государством.
Далее, Конституционный Суд выявил смысл оспоренных норм. Применительно к основаниям отрешения, им было указано, что этот аспект должен анализироваться исходя из конкретных характеристик места главы муниципального образования в системе муниципальных органов. В случае, когда глава муниципального образования одновременно возглавляет местную администрацию, на него возлагается обеспечение соблюдения законности всеми подразделениями исполнительно-распорядительного органа на основе субординации. Поэтому, даже если об этом прямо и не упоминается, то механизм отрешения может быть применен и в случае бездействия, т.е. не осуществления своей компетенции муниципальным руководителем, что значительно расширяет свободу рук региональным властям в отношении руководителей исполнительных органов местного самоуправления.
Несмотря на то, что отрешение рассматривается им как наказание не за само решение, а за непринятие мер по исполнению решения суда, которым оно было установлено, Суд сделал важное уточнение, указав, что для возбуждения процедуры отрешения достаточно хотя бы одного судебного акта об установлении соответствующих нарушений. Иными словами, не требуется судебное решение об установлении факта длительного неисполнения, губернатор сам оценивает, были ли приняты все меры для исполнения решения суда. Тем не менее, с учетом права на обжалование, отсчет следует вести с момента вынесения решения суда апелляционной инстанции. Кроме того, Конституционный Суд также разъяснил, что хотя федеральное законодательство и наделяет главу субъекта РФ полномочиями по принятию «указов (постановлений) или распоряжений», решение об отрешении касается индивидуального вопроса, то есть является ненормативным актом, который подлежит оспариванию, независимо от его наименования (и требования об «опубликовании»), в рамках административного производства по делам из ненормативных актов.
[1] Флейшиц Е.А. Ответственность государства по стст. 407, 407-а ГК РСФСР и соответствующим статьям ГК других союзных республик. М.: Тип. Упр. делами Мин. чер. мет., 1946. С. 26-27.
[2] Лазаревский Н.И. Гражданская ответственность должностных лиц // Журнал Министерства Юстиции. – СПб., 1901. – № 7 (Сентябрь). – С. 35 – 70; № 8 (Октябрь). – С. 122-145.
Свежие комментарии