Вступление в силу Закона №2016-1087 от 8 августа 2016, устанавливающего экологическое вещное обязательство (propter rem)

Одним из нововведений прошлого года является создание экологического вещного обязательства (propter rem). Этим новшеством, которое является слиянием имущественного и экологического права, законодатель подтверждает свое желание проводить политику защиты биоразнообразия и окружающей среды.

Экологическое вещное обязательство, содержащееся в новой статье L.132-3 Экологического Кодекса, и созданное Законом №2016-1087 от 8 августа 2016 (опубликован в Официальном журнале 24 сентября), вступило в силу 01 января 2017 года. Статья L.132-3, абзац 1, отныне гласит, что «Собственники недвижимого имущества вправе заключать договоры с государственным органом, учреждением или частным юридическим лицом, действуя в интересах защиты окружающей среды, с целью возникновения у них, а также у последующих собственников вещных обязательств любого рода, в случае если эти обязательства имеют своей целью содержание, сохранение, управление или восстановление компонентов биоразнообразия или экологических функций». Этот новаторский механизм получил ряд комментариев, не всегда приятных, касательно его характера и сферы применения^[1]. Так, этим обязательством, собственник обещает совершать некоторые полезные действия над своим недвижимым имуществом в интересах лица, гарантирующего сохранение биоразнообразия.

Права традиционно делятся на личные и вещные. В то время как первые характеризуют отношения между двумя и более лицами (отношения, предметом которых может стать вещь), вторые рассматриваются как исключительно юридическая связь между лицом и вещью. На стыке этих двух типов права оказываются вещные обязательства, которые имеет лицо, являясь собственником земли или обладателем вещного права. Этим законом французский законодатель создал вещное обязательство, новое и оригинальное во многих отношениях, и в первую очередь из-за его отсылки к окружающей среде. То есть это гибридизация: относясь к праву собственности, данное обязательство в случае передачи объекта собственности переходит вместе с ним, даже если и возникает по воле собственника, при этом приносит выгоду не «господствующему» земельному участку, а лицу, которое является гарантом экологического интереса.

Прибегая к понятию вещного обязательства, становится возможным переложить часть бремени на собственность с целью лучшего использования имущества и перевода в сферу имущественных отношений некоторых экологических целей. Оригинальность механизма состоит в том, чтобы предложить «новое гибридное средство использования земельной собственности^[2] «, которое, в противоположность сервитутам, не нуждается в дуализме служащего/господствующего земельного участка, и которое к тому же основывается на желании собственника взять на себя обязательства, целью которых будет способствование биоразнообразию.

Цель похвальна, но обращение к вещному обязательству делает осуществление задуманного более затруднительным. Размышляя о характере данного механизма, профессор Дросс подчеркивает, что «вещное обязательство, так как оно противоречит идеологической связи, установленной между свободой и собственностью, может быть признано немногими^[3]«. Также он рассматривает это экологическое вещное обязательство как дополнительный договор к праву собственности на недвижимое имущество, который он определяет как экологический договор, а не как дополнительное к разделенному на куски вещному праву обязательство. Автор подчеркивает тогда, что перед нами была бы настоящая уступка этого экологического договора в дополнение к праву частной собственности. Этот договор, который должен быть опубликован в Вестнике Службы регистрации земель, будет действительным в отношении приобретателей земли, так как о нем будет упоминаться в договоре об уступке.

Этот механизм является ни сервитутом, ни вещным правом, а личным правом propter rem (по поводу вещи). Два автора подчеркивают, что речь идет о земельном обременении нового типа, которое вписывается в интерес «лица (гаранта экологического общего интереса), что позволяет приступить к перераспределению полезных свойств недвижимого имущества^[4]«. Посредством этого обременения земельной собственности, которое выражается в праве доступа на частную территорию третьего лица, некоторые хотят увидеть возникновение «общих благ, предназначенных для пользования всеми и коллективную собственность^[5]«, понятие, которое сегодня находится в центре интенсивного обсуждения^[6].

^[1] N. Reboul-Maupin et B. Grimonprez, Les obligations réelles environnementales : chronique d’une naissance annoncée, D. 2016, p. 2074 ; W. Dross, L’originalité de l’obligation réelle environnementale en droit des biens, J.-Cl. Énergie, Environnement, Infrastructures, juin 2017, n° 16, p. 53 ; J.-B. Seube, Les obligations réelles environnementales entrent dans le droit positif, Dr. & patr. nov. 2016, p. 95

^[2] N. Reboul-Maupin et B. Grimonprez, op. cit.

^[3] W. Dross, L’originalité de l’obligation réelle environnementale en droit des biens, J.-Cl. Énergie, Environnement, Infrastructures, juin 2017, n° 16, p. 55.

^[4] N. Reboul-Maupin et B. Grimonprez, préc., p. 2078.

^[5] N. Reboul-Maupin et B. Grimonprez, Ibid., L’auteur cite notamment J. Rochfeld, Les grandes notions du droit privé, PUF, coll. Thémis Droit, n° 31.

^[6] M. Cornu, F. Orsi et J. Rochfeld, Dictionnaire des biens communs, PUF, coll. Quadrige Dico Poche, 2017.